– Ваш босс, Джеймс Нортон, был убит полчаса тому назад из этих самых пистолетов, на рукояти которых отчетливо зафиксированы ваши отпечатки пальцев. Я вас обрадовал? Нет? Тогда у меня есть для вас еще одна радостная новость. Через два дня эти пистолеты с вашим описанием окажутся в главном управлении полиции Берна. Надеюсь, вы правильно меня поняли? Если так, то время пошло!

Уже два дня я жил в поместье одного из родственников барона, расположенном в пяти километрах на юг от Берна, в местности, где множество деревьев напоминали естественные рощицы. Дом был явно не новый, уже имеющий свою историю. У калитки висел старый уличный фонарь, правда, модернизированный, со вставленной внутри электрической лампочкой. За калиткой начиналась дорожка, выложенная булыжником, которая вела к вилле, сложенной из красного кирпича, а над черепичной крышей гордо вздымался выкованный из железа петух. Дорожка вела и дальше вокруг дома, к гаражу, домику для гостей, подсобным помещениям, за которыми раскинулся сад, а уже за ним темно-зеленой полосой росли ели, а между ними, как белые вкрапления, тянулись в небо стройные серебристые березки.

В самый первый вечер, после нападения, я рассказал барону в общих чертах историю, в которую тот оказался поневоле замешан. Тот несколько минут ее обдумывал, потом искренне поблагодарил меня, при этом заявив, что такого рода услуга останется в его памяти навсегда. Это было естественной реакцией благодарного человека на оказанную ему услугу, вот только слова, мне так показалось, были не казенные, а искренние, идущие от самого сердца. В ходе дальнейшего разговора мне стало понятно, что его опасения и настороженность ко мне, как к большевику-фанатику, как-то сами по себе отошли в сторону, и когда в процессе дальнейшего разговора была затронута тема искусства, мы неожиданно сами для себя горячо заспорили о достоинствах и недостатках голландских мастеров живописи шестнадцатого-семнадцатого веков.

На следующий день, вечером, он уехал, но перед этим мы посетили еще одного его родственника, оказавшегося немалым чином в полицейском столичном управлении. Барон представил меня как немецкого солдата, его дальнего родственника, дезертировавшего из армии Рейха, после того, как его семья погибла во время налета американской авиации. В результате этого разговора мне был обещаны настоящие швейцарские документы. Если честно сказать, это я попросил барона достать мне надежные бумаги для проживания в стране. Мне это было нужно, чтобы задержаться как можно дольше в Швейцарии. Следующим моим шагом было письмо, в котором я сообщал, что получил возможность легализоваться. В то время получить документы на жительство в Швейцарии было неимоверно трудно, поэтому ответ, как я и ожидал, пришел положительный. Теперь мне нужно было отладить постоянную передачу информации своему начальству, и тогда можно будет заниматься своими делами.

В следующий свой приезд Арнольд фон Болен представил мне свою замену. Он и сам прекрасно понимал, что, работая на чужую разведку, все глубже сажает сам себя на крючок, и поэтому постарался как можно быстрее найти человека, на которого можно будет переключить внимание советской разведки. Им оказался Карл Лемке, чиновник министерства иностранных дел, который, как оказалось впоследствии, часто бывал в Берне по служебным делам. Лемке при нашей первой встрече находился в подавленном состоянии и сразу, с первых минут, поделился со мной своим горем. Оно заключалось в тяжелой болезни его единственной дочери. В этот приезд он получил ответ из специализированной клиники, расположенной в Цюрихе, который подарил ему надежду, но при этом одновременно ее лишил. Швейцарские врачи посмотрели медицинскую карту его дочери, а затем сказали, что у них есть хорошие шансы поставить ее на ноги, вот только на такое лечение нужны очень большие деньги. Находясь в отчаянном положении, несчастный отец был готов продать душу дьяволу, чтобы только получить нужную ему сумму, что уж тут говорить о продаже секретных сведений. Спустя неделю дочь Карла Лемке перевезли в Швейцарию и положили в клинику. Таким образом, я получил источник постоянной и ценной информации, которую разбавлял время от времени сведениями, полученными от барона. После того как я легализовался и получил работу сторожа в одном из пригородных имений опять же одного из родственников барона, командование решило расширить направления моей деятельности и дало указание следить за лицами, которые на данный момент интересовали советскую разведку.

Какое-то время я жил обычной жизнью жителя Берна, совмещая ее с разведывательной деятельностью, пока не наступило 20 июля 1944 года, день неудавшегося покушения на Гитлера. Несмотря на то что барон так и не поверил до конца моим словам, он все же вывез семью в Швейцарию, а сам на время покушения находился в служебной командировке на севере Германии. Передовицы швейцарских газет были полны сообщений о заговоре. На улицах и в кафе горожане только и говорили о неудавшемся перевороте. Не меньше разговоров вызвали казни и репрессии заговорщиков, прокатившиеся по Германии. Мне даже приходилось слышать о том, что счастливое спасение Гитлера – это предзнаменование того, что Германия снова воспрянет, словно феникс из пепла, и уничтожит всех своих врагов. Впрочем, большинство здравомыслящих людей прекрасно понимали, что это одно из свидетельств агонии Третьего рейха.

«Как там барон? Не потянули его с собой бывшие соратники?» – каждый раз думал я, читая очередные новости из Германии.

Только на исходе третьей недели мне удалось встретиться с фон Боленом. Выглядел он как человек, который выздоровел после долгой и тяжелой болезни. При виде меня сразу ухватился за мою руку и долго ее тряс, при этом непрестанно благодаря. Так неожиданно я узнал, что 39-летний промышленник и финансист не чужд обывательской сентиментальности. Как позже рассказал мне барон, ему пришлось все же давать свидетельские показания и участвовать в очных ставках, и то, что он увидел в тюрьме, его долго мучило как наяву, так и в ночных кошмарах. Он каждую минуту боялся, что за ним придут, но ничего не произошло. Все это время он вставал и ложился с идущей от всей души молитвой к Богу, чтобы тот его защитил.

– Я понял. Понял, что вы мне очень благодарны! Теперь успокойтесь, и мы просто поговорим о наших делах.

– Извините меня. Я редко бываю излишне эмоционален, но не поблагодарить вас от всего сердца просто не могу. Вы для меня сделали…

– Лучше давайте выпьем, господин барон, за ваше второе рождение! – перебил я его.

– Да! Обязательно! Прямо сейчас! Что будем? Коньяк? Виски?

– Коньяк.

После приличный дозы коньяка подполковник успокоился, и я решил, что это самый подходящий случай, чтобы поговорить о будущем.

– Это все осталось в прошлом, а теперь нам надо подумать о будущем.

Барон стер с лица улыбку и уже деловым тоном поинтересовался:

– Если я все правильно понимаю, то вы хотите озвучить какие-то конкретные предложения?

– Вы все правильно понимаете, господин барон.

– Для вас, мой дорогой Отто, я теперь только Арнольд.

– Тогда, с вашего разрешения, Арнольд, я вернусь к старому вопросу: кем вы себя видите после войны?